Дилер реальности  - Николас Димитров

– Мы идем на нижнюю палубу, там расположен основной зал, – сообщает моя спутница.

Мы спускаемся по лестнице на два пролета, и затем Дженна нажатием кнопки раздвигает тонкие алюминиевые двери, за которыми оказывается просторный зал, заполненный людьми в вечерних нарядах. Сначала мне кажется, что пол в помещении подсвечен, но в следующий момент я понимаю, что он сделан из сверхпрочного стекла. Внизу под ногами гостей проплывает город: можно разглядеть свет в окнах домов, мерцание уличных фонарей, отблески автомобильных фар. Судя по всему, дирижабль идет на высоте около полукилометра, но с каждой минутой поднимается все выше.

Мы пробираемся среди гостей, фланирующих по залу с бокалами в руках. Дженна подхватывает один с подноса стюарда, дает его мне. Я тут же отпиваю половину – мне нужно немного расслабиться, чтобы сохранять невозмутимый вид. Со всех сторон со мной здороваются, мне улыбаются, я с удивлением понимаю, что меня тут и правда ждали.

Не успеваю задуматься над причинами такой популярности, как оказываюсь зажат медвежьей хваткой Грэгсона, который пришел сюда в белой расстегнутой до пупа рубахе и потертых джинсах.

– Малец, как там тебя! – Грэгсон хлопает меня по спине так, что я чуть не падаю. – Я уже все Рамбану рассказал, ты просто молодец! Шаг в пустоту, сбросить прошлое! Помнишь?

– У вас все получилось? – Я пытаюсь не расплескать шампанское.

– Ого-го! – Он оглушительно хохочет, сверкая белыми зубами. – Полетел! Каждый день теперь летаю как этот… Келькац…

– Кетцалькоатль.

– Точно! Настоящая свобода, как мне и обещали. Ни на что не похоже!

– Золтан! – рядом с нами оказывается Жаклин Фабье под руку с ухоженным седеющим джентльменом. – Познакомься, Виктор, это тот самый юноша, необычайно талантливый! Золтан, это Виктор Бокар, мой бывший муж… и будущий! – Она показывает мне бриллиантовое колечко на пальце, потом наклоняется к моему уху, шепчет: – У нас все отлично… Как раньше! Я так счастлива!

– Мы все счастливы, – слышу я голос Рамбана, который протискивается через окруживших меня гостей и осторожно вызволяет меня из объятий Грэгсона. – Счастливы, что вы с нами, дорогой Золтан!

Он что-то еще говорит, одновременно с Жаклин и Грэгсоном, а мой взгляд выхватывает из толпы еще несколько знакомых лиц. В паре шагов от нас Августа что-то серьезно обсуждает с Игги Бьольверком, едва обращая внимание на происходящее вокруг. Фо Ци занял полдивана у стены и задумчиво смотрит в мою сторону. Чопра обернулся на меня и, испепелив взглядом, вновь склонился над столом с закусками. В отличие от гостей, вид у акционеров был скорее рабочий, чем ликующий. Я перевожу взгляд на Рамбана – он с виду вальяжен, как всегда, но в глазах у него я тоже замечаю какое-то напряжение. В это время у него на часах вспыхивает золотистая надпись – я уже догадываюсь, чье это послание.

– Ну вот! – Рамбан звенит своим бокалом о мой. – Саул хочет видеть вас прямо сейчас.

Шум голосов в зале снижается, и каждый присутствующий, кто украдкой, а кто в упор, смотрит на меня. Обращенные ко мне лица только усиливают нарастающее внутри чувство тревоги, появившееся еще в машине Марка. Харон просил связаться с ним перед тем, как я увижусь с Гаади, проносится у меня в голове. Интересно, здесь ловит мобильный? Нервно нашариваю телефон в кармане, но Рамбан берет меня под руку и уводит с вечеринки.

Мы пробираемся сквозь толпу до дверей в противоположном конце зала, возле которых застыли две спортивного вида девушки в черном. Они окидывают нас особым взглядом, по которому несложно догадаться – это не украшение вечеринки, а телохранители Саула. Одна из них открывает передо мной дверь, жестом предложив Рамбану ожидать снаружи.

– Идите прямо по коридору, кабинет Саула в самом носу гондолы, – напутствует меня Рамбан.

Двери за мной закрываются, и я бреду по внутреннему коридору с несколькими овальными люками в стенах. Иллюминаторов здесь тоже нет, зато через каждые полметра на стенах висят картины, первая из которых мне прекрасно знакома – это фреска их офиса «Транс-Реалити» с четырьмя богами-всадниками. Следующая за ней картина сначала кажется мне идентичной, пока я не замечаю отличие – тощая лошадка, которая в первой картине прогибалась под тушей Будды, теперь щеголяет пустым седлом. В следующей картине не хватает уже многорукого Шивы, лишь Один и Юстиция скачут, разделенные лошадьми без всадников. Дальше, как я уже догадался, не хватало Юстиции, а в последней потерялся и языческий бог Один. Стиль картин тоже постепенно меняется, пока завершающая коридор картина не оказывается оригинальной гравюрой Дюрера.

Помещение, в котором я оказываюсь, почти полностью погружено в темноту. Лишь полукруглая стена-экран, на которой идет трансляция того, что происходит в нижнем зале гондолы, тускло освещает комнату. Все, что я могу разглядеть в свете цветных всполохов видеотрансляции, – это темный силуэт, возвышающийся напротив одного из огромных боковых иллюминаторов.

Саул, обернувшись, подходит ко мне, протягивает руку. В отличие от Рабмана, рукопожатие у него цепкое, сухое, он надолго задерживает мою руку в своей. Не произнося ни слова, он изучает меня.

Одним жестом он заставляет экран превратиться в окно, за которым открывается потрясающий вид с носовой части гондолы. Полукруглая стеклянная стена, занимающая треть кабинета, разделена на три сегмента, и во всех трех я вижу проплывающие далеко внизу огни ночного города.

– Ого! – вырывается у меня.

– Впечатляет, правда? – Саул приглашает меня пройти к самому носу, а сам хлопает пробкой от шампанского и, наполнив два бокала, подает один мне.

– Возможно, тебя интересует, что мы сегодня отмечаем? – спрашивает он.

– Приподнятое настроение ваших гостей сложно не заметить.

– Мы закончили разработку технологии, которая перевернет весь мир. Вчера состоялось подписание соглашения с Игалем Мизрахи. Теперь он – наш глава Технического департамента, а все его изобретения – собственность корпорации.

– Сам Мизрахи! – теперь я вспоминаю, что видел его лицо среди гостей, но разыгрываю удивление. – Создатель Memnotech?

– Изобретения Мизрахи – важный элемент в нашем ключевом проекте. О котором ты теперь наконец-то готов узнать.

Мое сердце бешено колотится. Саул указывает на одно из вращающихся кресел посреди каюты, садится напротив. Теперь я могу хорошо рассмотреть его лицо, почти пугающее из-за рембрандтовского освещения. С точностью определить возраст главы корпорации сложно – ему может быть и пятьдесят лет, и шестьдесят. Крупные восточные черты, близко посаженные карие глаза, смуглая кожа, подернутые сединой короткие волосы с залысинами по краям лба. На этом лице можно прочитать знаки, отличающие тех, кто обременен деньгами и властью, – усталость, пустота в глазах и презрение к людям.